Однако нескольких викингов метла Нэнквисса миновала, и был среди них Хельги, сын Торкеля, по прозвищу Дырявый Башмак. Хельги взял топор наперевес, с разбега вышиб ногой дверь и ввалился внутрь. В другом конце дома, на лавке, с безмятежным видом спал какой-то человек. Спал он прямо в одежде, накрывшись собственным пледом. «Надо же, — мрачно удивился Хельги. — Спать в то время, как мы захватили их берег, и даже не пытаться защищаться! Правду говорили, что люди этой страны женственны и беспомощны, как дети!» И он со смаком замахнулся топором, чтобы раскроить голову спящему. Из-за двери послышался топот подбегающих Ингьяльда, сына Хёгни, и Бьярни, сына Сёльмунда. С медвежьим рёвом ворвались они вслед за Хельги, а за ними набежали и другие. Спящий шевельнулся. Он проснулся от шума и лязга, обвёл взглядом комнату и вскочил. И очень вовремя для того, чтобы подхватить Хельги, сына Торкеля, который тут же, как зачарованный, выронил топор и тяжело рухнул Файтви на руки. «Обморок?» — предположил Файтви. Он оттащил Хельги в сторонку, осторожно уложил на полу, мало обращая внимания на вбежавших викингов, стащил кольчугу и осмотрел его. Медицина всегда была его коньком. «Он здоров, — с удивлением проговорил Файтви, послушав сердце и посмотрев зрачки. — Он просто спит. Похоже на проявление крайней усталости… Интересно, кто это?» Ворвавшиеся с разбега в дверь люди Ингьяльда остановились в нерешительности: с Хельги было неладно, и над ним склонился какой-то местный, по всему видно, лекарь.
— Прочь от Хельги, ты! — прохрипел Ингьяльд, отшвыривая Файтви к стене. — Хельги всегда был здоров, как каменный тролль, клянусь Фрейром, и даже когда ему копьём пробили лёгкое, рана затянулась в один миг, я сам это видел. Если Хельги от чего и подохнет, то не от снадобий здешних колдунов!
Вопли Ингьяльда разбудили Хельги. Он рванулся встать, рукой нащупывая свой топор. Тем временем Файтви медленно сползал по стене на пол. Но он не потерял сознания. Он спал. Хельги повнимательней взглянул на валлийца, про себя поражаясь тому, что этот человек может спать в такой обстановке. Чёлка упала у того на глаза, он был весь растрёпан со сна и сползал по стене с детской полуулыбкой, призрачно отражавшей скверную ухмылку на роже самого Хельги. Зарубить его было бы разумнее всего, он явно на это напрашивался, но Хельги вдруг сказал: «Оставьте-ка его!» И он оттащил от него Ингьяльда, и отодвинул Бьярни, сына Сёльмунда, и двинул ещё кое-кому, чтобы показать, что его слова — не пустые слова.
— А ну, отойдите все от него. Он мне нужен.
Викинги не стали задавать вопросов. Мало ли зачем пленник понадобился Хельги живым. Вернее всего, для того, чтобы как-нибудь по-доброму подшутить над ним, прежде чем прикончить. Это было всем понятно, по-человечески близко. И, с сожалением отходя от пленника, Ингьяльд напоследок легонько ткнул его остриём копья снизу в подбородок. Напрасно он это сделал, потому что валлиец от этого проснулся, и немедленно с грохотом рухнул на пол Хельги, сын Торкеля. Файтви по долгу медика снова бросился к нему и подхватил на руки, а тем временем лица у викингов стали вытягиваться, и тёмные мысли замелькали в головах, и руки сами потянулись к молоточкам Тора, висящим на шеях.
— Вот что: не трогать здесь никого, — угрюмо распорядился Ингьяльд, сын Хёгни. — Тут какое-то колдовство.
Как вышло, что обе дружины, бившиеся во дворе дома, перестали драться между собой? Нетрудно сказать. Из дома выскочил Ингьяльд, а за ним Бьярни, а за ними и вновь проснувшийся Хельги, сын Торкеля, и все они с воплями принялись останавливать и отзывать своих людей. Тогда ирландцы тоже опустили оружие, и благородный Финн первым бросил свой меч.
— Что произошло? — спросили все друг у друга, и все они повторили друг другу этот вопрос от первого человека до последнего.
— Не знаю, а только что-то произошло, — сказал Рори, сын Финтана. — Быть может, тебе, о Финн, стоит сунуть палец в рот и пропеть заклинание тэйнм лайда, чтобы узнать, победа это или поражение?
Однако случилось так, что пальцы Финна были в ту пору выпачканы какой-то дрянью, а Финн с детства питал отвращение к грязным рукам и магическим практикам.
Тогда груда тряпья, сложенная у порога дома, зашевелилась, оказавшись оборванным старикашкой в шапчонке, похожей на блин, со свисающими космами, из-под которых выглядывал хитрый глаз, одетым в несусветные обноски, в заплатах с головы до пят, однако же с золотой арфой, — и сомнительный старикашка, ничуть не растерявшись посреди общего смятения, произнёс знаменательные слова:
— Тащите пару бочек пива, сейчас разберёмся, что тут за дело.
…Хельги, сын Торкеля, много пил на пиру в доме корабельного мастера О'Киффи в тот вечер, и покровительственно поглядывал на Файтви, который незаметно прикорнул в углу, да так и проспал весь пир. «Слабаки они всё-таки, эти валлийцы, — с жалостью думал Хельги. — Пить не умеют. После одной кружки с копыт долой». Сам же он перепил всех на этом пиру, и на другое утро у Файтви сильно болела голова.
Говорят, будто в ту ночь конунг викингов Бьярни щедрым жестом подарил Фланну Мак Фиаху свой драккар, доблесть многих присутствующих воспета была О'Кэроланом, воины Лохланна побратались с ирландцами, и когда к концу пира, по обыкновению, завязалась ужаснейшая драка, то дерущиеся разделились по принципу не викинги против местных, а приверженцы тёмного пива против сторонников светлого.
Наутро, похмелившись, лучшие из фенниев последовали за светлым Финном в Альмайн Лагенский, а был среди них и такой человек, который тихо дошёл до ближайшего холма, вошёл туда и закрыл дверь за собою. И мы не заглянем туда вслед за ним, ибо нам там нечего делать, но если когда-нибудь вас вдруг спросят, где найти Рори О'Хара, вы знаете, что сказать.